Взаимный газават
Изначально для германских нацистов восточные народы были представителями враждебной расы «монголов», и многих из них в плену сразу же расстреливали. Кроме того, немало мусульман погибло в плену из-за обрезания, которое нацисты классифицировали как принадлежность к иудаизму.Изменилось все в декабре 1941 года после визита в Германию представителей Турции, связанных с пантюркистскими кругами. Они убедили Гитлера и его окружение в огромном потенциале использования исламского фактора против Советского Союза. В том же месяце фюрер дал санкцию на создание Туркестанского и Кавказско-магометанского легионов и отбор добровольцев в коллаборационистские формирования из крымских татар, а также на усиление пропаганды в отношении тюркских народов, которых должны были убедить в том, что немцы пришли «освободить» их от «безбожного большевизма». Созданные и вдохновляемые такого рода призывами коллаборационистские формирования активно привлекались гитлеровцами для карательных операций против партизан и мирного населения.
Начиная с 1943 года в Берлине издавалась газета «Газават» (газават – священная война против неверных), выходившая под лозунгом Allah uber uns – Hitler mit uns («Аллах над нами – Гитлер с нами»), предназначенная для представителей горских народов Кавказа. Так, 11 августа 1943 года в ней появился репортаж из коллаборационистской кабардино-балкарской части, присягающей на верность Третьему рейху «под знаменем священного газавата». В другой статье для разжигания страстей распространялись слухи о якобы идущем восстании мусульман в Чечне: «Я в Грозном был 10 июня 1943 года. Там идет страшное побоище. Вся Чечня в огне. Аулы днем и ночью беспрерывно бомбардируются советской авиацией». Сейчас уже несложно проверить по архивным документам, что никаких боевых действий и тем более вылетов военной авиации в Чечне в то время не было.
В январе 1944 года немцами на базе туркестанских, азербайджанских и волжско-татарских батальонов был создан Восточно-мусульманский полк СС, чьим командиром стал офицер связи СС при жившем в Германии великом муфтии Иерусалима Мухаммеде Амин аль-Хусейни ваффен-штандартенфюрер Вильгельм Хинтерзац, принявший с санкции муфтия мусульманское имя Гарун аль-Рашид-бей (под этим именем он фигурирует и в официальных приказах рейхсфюрера СС Гиммлера о создании вверенного ему мусульманского соединения). Великий муфтий, стоявший за еврейскими погромами в Палестине в 1929 и 1936 годах, окормлял мусульманские части СС – как Восточно-мусульманский полк, так и албанские и боснийские дивизии.
Ответной пропагандой озаботились и в Советском Союзе. Так, газета «Дагестанская правда» 15 января 1942 года опубликовала приписанные Гитлеру слова о том, что «мусульмане – монголоидные разрушительные силы, которые должны стать рабами арийской расы». 15 мая 1942 года собравшееся в Уфе исламское духовенство Башкирии, Татарии, Москвы, Казахстана, Урала, Сибири и Поволжья приняло заявление о том, что «фашистская Германия и ее приспешники – Италия и другие, так же как и 1100 лет назад в Испании, и в 1189 году в Крестовом походе, ведут настоящую войну с целью завоевания мирового господства и порабощения народов, притесняя мусульман и уничтожая их религию, культуру и обычаи мусульман», призвав единоверцев «молиться о скорейшем поражении врага, освобождении всего человечества и мусульманского мира от тирании человеконенавистников-фашистов». Это заявление в переводе на татарский, казахский, узбекский, таджикский, туркменский и киргизский языки было издано крупным тиражом и распространялось среди верующих внутри страны и за рубежом вместе с декларацией председателя Центрального духовного управления мусульман Габдрахмана Расулева, обвинявшего аль-Хусейни в том, что тот поклоняется «нацистскому «богу» Вотану».

В ноябре 1942 года муфтий Расулев выступил в «Правде» с письмом в адрес Сталина со словами о том, что, «молясь Аллаху, искренне желает скорейшего поражения врага, освобождения под вашим руководством всего человечества и мусульманского мира от тирании немецких фашистов». 31 января 1943 года в Ташкенте на антифашистском митинге народов среднеазиатских республик СССР прозвучали призывы к священной войне с Германией: «Бойцы-сыновья!.. Великая битва, которую вы теперь ведете, – это газават за свободу советской Родины, и на знамени этого газавата написаны священные слова: «Честь, свобода, мщение».
Последний оплот обновленчества
Приход немецких оккупантов на Северный Кавказ ознаменовался резкими изменениями в жизни местных православных верующих. В Ставропольском крае, центр которого тогда носил имя Ворошилова, к моменту прихода немцев на 1 августа 1942 года действовало 11 обновленческих и 3 «тихоновских» храма. Однако 15 августа 1942 года в газете «Пятигорское эхо» появилось следующее объявление: «По распоряжению коменданта города Пятигорска восстанавливается в своих правах в полном объеме старотихоновская Православная церковь, во главе которой стоит патриарх Серафим Болгарский и Берлинский. В Берлине будет созван Всемирный собор, на котором и будет определено дальнейшее управление Церковью. Все остальные секты, так называемые Живая церковь (обновленцы), баптисты и другие, запрещаются».
Заявления подтверждались действиями. «Во время немецкой оккупации, с 3 августа 1942 года по 1 февраля 1943 года, происходило массовое открытие церквей, общины которых заявляли о своей принадлежности к патриаршей Церкви, а также имел место переход в ее юрисдикцию обновленческих приходов, – отмечал в журнале «Альфа и омега» (2004, № 2) историк Алексей Беглов. – У обновленцев тогда осталась всего одна церковь, а число патриарших храмов возросло до 140».
Известны случаи казней оккупантами обновленческих клириков. В акте, составленном 20 октября 1943 года «краевой церковной комиссией» данной церковной юрисдикции, сказано: «В период оккупации Ставропольского края гестапо зверски удушило в «душегубке» настоятеля православно-обновленческой кладбищенской церкви города Пятигорска протоиерея Василия Геккеля и протоиерея православно-обновленческой Успенской церкви города Ставрополя Александра Павлика. В момент ареста гестапо предъявило этим священникам нижеследующее обвинение: во-первых, они – обновленцы, а таковые, по мнению немцев, особенно преданы советской власти, во-вторых, они производили сбор средств на Красную армию и, в-третьих, читали с церковного амвона известное воззвание своего первоиерарха Александра Введенского, в котором Гитлер назывался «кровавым людоедом».

Эти сведения подтверждаются и другими источниками. Церковный историк-обновленец Анатолий Краснов-Левитин в книге «Защита веры в СССР» (Париж, 1966) упоминает «пятигорского протоиерея отца Гегеля, который, несмотря на немецкое происхождение, сотрудничал с партизанами и был за это расстрелян». «Служил один пожилой священник со странным сочетанием имени и фамилии – отец Георгий Гегель, тезка и однофамилец немецкого философа, возможно, из немцев-колонистов, – описывает Краснов-Левитин свои личные воспоминания о городе в книге «Рук Твоих жар» (Тель-Авив, 1979). – Когда потом Пятигорск был оккупирован, немецкие части СС по доносам местного населения увели батюшку и где-то расстреляли». В сообщении «тихоновского» митрополита Киевского и Галицкого Николая (Ярушевича) в Чрезвычайную государственную комиссию от 3 июля 1943 года говорится, что в октябре 1942 года в Ставрополе был расстрелян священник Александр Павлик «лишь за то, что немецкой армии стало известно о его патриотических чувствах к своей русской родине». При этом, как сообщал весной 1944 года в Москву уполномоченный Совета по делам религий при Совете министров СССР по Краснодарскому краю, во время оккупации «тихоновцы всячески порицали обновленцев, обвиняли их в просоветском настроении».
Подобная ситуация, по словам Беглова, «спровоцировала после освобождения Ставрополья от немецких захватчиков переход общин в юрисдикцию обновленцев», в ходе которой «с 1 февраля 1943 года по 8 сентября 1943 года к обновленцам примкнуло 36 приходов, ранее бывших обновленческими, и 15 приходов, ранее принадлежавших к патриаршей Церкви».
В сентябре 1943 года, после приема Сталиным епископов во главе с митрополитом Сергием (Страгородским) и воссоздания Русской православной церкви, власти сделали ставку на ликвидацию обновленчества. Одной из причин, как отмечает историк Михаил Шкаровский, стало то, что «большая часть поместных Православных церквей их (обновленцев. – «НГР») не признавала, воспринимая как «раскольников» и «узурпаторов церковной власти», а Кремль уже строил планы по привлечению православного мира на свою сторону.
Но если в целом по стране обновленческие общины быстро сменили юрисдикцию, на Юге этот процесс оказался более трудным: в Ставрополье с сентября 1943 года по январь 1944 года от обновленцев ушло лишь 8 приходов и 10 клириков без общин, в Краснодарском крае – 10 приходов и 14 отдельных клириков. В итоге по состоянию на 1 апреля 1944 года из 169 действовавших по России обновленческих храмов 141 (83%) находился на Юге России: 55 в Ставропольском крае и 86 в Краснодарском. По словам Беглова, «на Юге России и на Северном Кавказе между духовенством и верующими обеих церковных ориентаций в первой половине 1944 года развернулась настоящая борьба». На 1 октября 1944 года обновленцы все еще имели 73 приходов в Краснодарском крае и 39 в Ставропольском. Как признавал уполномоченный Совета по делам религий при Совете министров СССР по Ставропольскому краю Николай Чудин, «активного движения из обновленчества в патриаршую ориентацию нет». Даже на 1 апреля 1945 года на Кубани оставалось вне юрисдикции РПЦ 33 православных прихода, последние из которых перешли к ней лишь к концу года. В Ставрополье к февралю 1945 года у обновленцев было три культовых здания.
Столь упорное сопротивление обновленцев на Юге России показывает, что местное население уже считало «своими» если не само движение, то священников-обновленцев. Даже в 1948 году, как сообщал Чудин, прихожане в разных городах Ставрополья отказывались отпускать своих священников, бывших обновленцев, которых священноначалие переводило в другие храмы. Люди говорили: «Мы, народ, хозяева, а не священники». Такая вот демократия в церковной жизни процветала в этих казачьих регионах Северного Кавказа.
Вера за колючей проволокой
«В еврейских источниках о катастрофе обычно не слишком распространялись на тему религии», – отмечает израильский историк Ицхак Арад. Однако, как указывает подготовленная в России «Энциклопедия холокоста на территории СССР» (Москва, 2011), часто «исполнение обрядов оставалось единственной доступной верующим формой пассивного сопротивления» нацистам.
«Мы шли как похоронная процессия, – вспоминает очевидец массовых еврейских расстрелов в Вильнюсе в июле 1941 года, слова которого приведены в книге Жана-Франсуа Шрайнера «Треблинка» (Париж, 1966). – Два человека впереди тащили тело (убитого. – «НГР»), а все остальные пели «Эль мале рахамим» (молитву за упокой души. – «НГР»)… Тихий шепот перешел в громкое ревущее пение, и время от времени из хора прорывался сильный и красивый голос: «Слава нашему Богу, слава Вечному, будь благословенно имя Его».
Шрайнер упоминает «импровизированные синагоги гетто», созданного в литовской столице в начале сентября 1941 года. «Известно о существовании в Вильнюсе в 1941–1943 годах полуподпольных хедера и иешив (иудейских духовных училищ. – «НГР»), где училось около 2 тыс. подростков. Подобные же иешивы действовали в Каунасском гетто, – сообщает «Энциклопедия холокоста на территории СССР» в статье «Религиозная жизнь». – В Львовском гетто раввинат во главе с раввином Моше Хиршфунгом (и организованный при нем бейт-дин – религиозный суд) существовал в качестве одного из отделов юденрата (еврейского совета при гетто. – «НГР»)… Входивший в состав раввината раввин Д. Кахане, несмотря на запрет, в декабре 1942 года произнес в трудовом лагере, сменившем гетто, молитву над ханукальными свечами». О том, что верующие в гетто «зажигали субботние свечи», упоминает в своей статье, опубликованной в сборнике «Яд Вашем: исследования» (Иерусалим, 2010), историк Меир Дворжецкий. Ссылаясь на ряд источников, он отмечает, что, «если позволяли условия, проводился пасхальный седер (ритуальное застолье. – «НГР»), зажигались ханукальные свечи, на Пурим в гетто читали свиток Эстер (ветхозаветную Книгу Есфирь. – «НГР»)».
«В больших и малых гетто проводились нелегальные службы, – пишет российский историк Илья Альтман в книге «Анатомия холокоста: Жертвы ненависти» (Москва, 2002). – Некоторые религиозные мероприятия проводились под видом культурных. Так, председатель юденрата города Вилейки (рейхскомиссариат «Остланд») организовал проведение на Пурим 1942 года фестиваля для 1000 еврейских рабочих и членов их семей». «На праздник Симхат-Тора в некоторых синагогах (нелегально действовавших в гетто. – «НГР») устраивали шествия», – добавляет Ицхак Арад в книге «Катастрофа евреев на оккупированных территориях Советского Союза» (Днепропетровск, 2007). Как резюмирует Меир Дворжецкий, «даже на краю зияющей пропасти евреи объявляли, что продолжают верить в Создателя Вселенной».
Рядовой первого класса Авраам Мирмельштейн держит священный свиток Торы, а капитан Мануэль Поляков и капрал Мартин Виллен читают молитвы в Шлосс Рейдт, резиденции доктора Геббельса, нацистского министра пропаганды. Мюнхенгладбах, Германия, 18 марта 1945 года. Эта служба была первой еврейской церковной службой к востоку от Рура в память о павших солдатах 29-й дивизии 9-й армии США. (AP Photo).