Карпов Фёдор Михайлович

Карпов Фёдор Михайлович, 1925, ефрейтор, ВНИИ д.2 кв.9

Место рождения: Смоленская обл., Смоленский р-н, с. Каратыново — ? (д. Кагатыново — ?). [место рождения — населённый пункт — требует уточнения — прим.Авт.]

Из воспоминаний Федора Михайловича:

— «1941 год для меня ознаменовался тремя событиями. Окончание семилетки, получение паспорта и… война. С ее первых же дней по призыву партии и правительства к комсомольцам и молодежи я с группой таких же 15-16-летних ребят Луговской школы через бывший Краснополянский РВК был направлен в Орловскую область на строительство оборонительных сооружений. Копали окопы, противотанковые рвы, ставили «ежи».
Работали там до тех пор, пока нас не стали доставать немецкие самолеты. Тогда людей спешно начали погружать в вагоны для отправки по домам. Один из эшелонов все-таки подвергся бомбежке. Прибыв домой, я сразу же включился в строительство оборонсооружений по месту жительства. В Луговой мы копали рвы, рубили лес для завалов. Работающие, в том числе и я, состояли на пищевом довольствии той воинской части, которая стояла здесь.
После окончания этих работ я учился на слесаря-сборщика на Долгопрудненском авиазаводе. Завод эвакуировался. Мне с ним поехать не позволила мать. И вот пришли немцы. Недолго они были в Луговой, дня четыре, но зверств над пленными красноармейцами мы насмотрелись. Все население маленького поселка Института кормов пряталось в подвале старого здания.
Однажды ночью я и мой школьный товарищ Николай Бунин неосторожно выглянули из этого убежища, были схвачены немцами и брошены в колонну военнопленных как партизаны. Отступая, они гнали колонну по Рогачевскому шоссе. По пути колонна пополнялась гражданскими лицами. Таким образом нас догнали до Солнечногорска. На каком-то пустыре пленных выстроили в один ряд. Немецкий офицер на русском языке прокричал, что среди нас есть командир Красной Армии, политрук. И если мы его не выдадим, будет расстрелян каждый четвертый. Расстрелы начались. Я почему-то не слышал выстрелов, только видел падающих людей. Но вот из ряда выбежал человек в шинели. Расстрелы прекратились, его схватили, а нас погнали дальше.
К вечеру того же дня в какой-то деревне нас загнали в огромный сарай, где, очевидно, молотили хлеб. Сарай был добротный. И все-таки в одном месте красноармейцы сумели проковырять лаз, через который взрослому было не пролезть. И тогда пленные решили спасти нас двоих. Они проинструктировали, что и как надо делать. Имитировав драку, чтобы отвлечь часовых, пленные нас раздели и пропихнули в ту дыру. Подхватив одежду, мы что есть сил побежали к указанному ориентиру. Там, в укрытии, дождавшись темноты, вошли в лес, благо он был рядом.
Немного отдохнув (сил-то уж не было), лесом пошли навстречу грохоту и пожарам. Сколько шли — не помню. Опущу подробности и о том, как шли. Это длинно. Скажу только, что было очень тяжело. Ведь валенки с нас сняли. Ноги были обернуты чем попало. В конце концов попали к своим. Узнав, что мы одиннадцать суток не ели, нас кормить не стали, а дали по два сухарика. В штабе узнали, что сарай тот со всеми пленными немцы сожгли. Были митинги, клятвы бойцов, потом нас доставили домой, где нас уже не ждали.
После продолжительного лечения обмороженных ног учился в школе ФЗО на первом подшипниковом заводе в Москве, где работал до призыва в армию — в январе 1943 г. [10.01.1943, Краснополянский РВК — прим. Авт.]. Служба моя началась со снайперской школы младших командиров. Затем — на Карельский фронт. Потом — 3-й Украинский фронт.
Война кончилась, а я еще долгих четыре года служил. В мире было тревожно, гремели атомные взрывы. Мы были в постоянной готовности. Что такое четыре года? Вроде бы, немного. Но за эти годы демобилизованные сразу после войны успели обзавестись семьями и детьми, окончить вузы, а мы продолжали служить.» — ещё воспоминания…